– Я как раз хотел об этом поговорить.
– Вернешься на работу, сделаем вид, что ничего не случилось, заживем счастливо? У меня нет тебе замены, Баал. Души провожать некому, а за ними всегда охотятся.
– Демоны. Такие, как я, – Баал горько ухмыльнулся. Посмотрел в сторону. – А она выбрала демона.
– Она выбрала человека.
Дрейк, сам того не зная, только что повторил те же слова, которые Регносцирос озвучил Смерти. Он один в него верил – собственный Начальник, – больше никто. И Алеста.
– Я хочу уйти.
– Что?
– Хочу уйти, Дрейк.
– Куда? Нашел новое место? Надоели старые условия?
Серебристая форма напряглась вместе с плечами, недовольно зашуршала, когда человек в кресле подался вперед.
– Помнишь, ты однажды дал мне обещание, что я смогу попросить тебя о чем угодно?
– Ты хорошо подумал?
– Да.
– Точно хорошо?
Брови Дрейка сошлись на переносице – он предчувствовал напряженный момент.
– Хорошо, – пальцы Баала то расслаблялись, то вновь сжимались так, что белели костяшки – напряжение. – Ты поможешь мне с тем, о чем я попрошу?
– Я же обещал.
– Тогда… Дрейк,… я хочу уйти с работы.
– Почему?
Жесткий вопрос, а в глазах растерянный огонек, оттенок мольбы. Показалось?
– Потому что хочу жить в другом месте. Переехать туда, где идет время. Чтобы мы – я и Аля – могли построить свой дом и… создать семью.
– Создавайте здесь.
Кажется, Начальник сразу же соглашался на все условия, лишь бы демон не уходил.
– Здесь… не получится, – неловкая пауза. – Аля хочет детей. Хочет родить от меня…
– А ты?
Регносцирос впервые в жизни видел, чтобы Начальник позволил выражению своего лица принять крайнюю форму удивления. Даже возликовал внутри, что единожды в жизни сумел по-настоящему его удивить.
– Я… тоже этого хочу. Подумал, что, если я с половинчатой душой все-таки могу быть человеком, то они – с тремя четвертями – смогут тоже. Я надеюсь.
Теперь он смотрел в пол. Не мог смотреть собеседнику в глаза, ибо до сих пор удивлялся себе сам.
Он и дети – он принял эту мысль. Не сразу, но принял.
– Баал, ты, правда, хочешь уйти?
Они долго смотрели друг на друга в тишине.
– Ты мне… как сын.
Никогда и никому Дрейк не говорил таких слов. Теперь сказал. У Баала раздувались ноздри и тряслись ладони.
– Знаю.
– И у меня нет тебе замены. Нет другого Карателя.
– Это я тоже знаю.
– И где я должен его взять? Кого обучить? Кем тебя заменить? А ребята – твои друзья – с ними ты видеться не хочешь?
Хочет, конечно, хочет – нельзя давить на больное.
– Зря я тогда дал тебе это обещание.
– Но теперь ты не можешь отказать.
– Не могу! – начальник злился – подобной реакции Регносцирос не ожидал, но, тем не менее, был готов стоять на своем.
– Отпусти меня.
– Не могу. Не хочу.
– Ты обещал.
– Дай мне подумать.
– Ты обещал!
– А я и не отказываюсь ничего выполнять, но дай мне подумать, ладно?
– Ладно.
– Два дня.
– Два дня.
Когда Дрейк покинул хижину, Регносцироса трясло.
В шкафчике на кухне он нашел закрытую бутылку со скотчем, резко отвернул крышку и приложился к горлышку. Дрожь внутри начала униматься.
Чего Ева не ожидала с самого утра, так это стука в дверь и соседа с котомкой продуктов в руке.
– Свари мне суп, – попросил он с порога и протянул сетку с луком, морковью, чесноком и еще бог знает чем.
– Овощной?
Она, как всегда, не успела даже причесаться. Всегда представала перед ним лохудрой и мало переживала по этому поводу.
– Какой получится.
– Мясного без мяса не выйдет.
– Я не знаток. Свари, чтобы не густой. Чтобы подошел… для восстановления.
– Заболел кто?
«Меньше спрашивай», – зыркнули в ответ черные глаза.
Все, как обычно, – доброе утро, сосед.
– Сварю.
Через час она несла в чужой двор украшенную синими цветами эмалированную кастрюльку.
Он кормил ее с ложки. Дул на нее, подносил к ее рту, хотя Алька могла есть самостоятельно. Раны, конечно, болели, и встать она пока бы не рискнула, но ложку бы удержать сумела.
– Ева варила?
– Кто?
– Соседка твоя.
– Наверное. Я не знаю, как ее зовут.
Алеста проглотила еще порцию пресноватого бульона, поморщилась, потому что все-таки обожглась, заметила на автомате:
– Я бы положила больше специй.
– Будешь варить сама, тогда и положишь.
Раздраженный тон ее не покоробил, она к нему привыкла; Баал отставил тарелку с ложкой прочь и молча вышел из комнаты.
Альку печалило другое – она его подставила. Баала. Отправилась на Равнины без разрешения, не смогла далеко уйти, стащила чужой пистолет, заставила ради себя рисковать. А если бы его ранили? Убили?
Нутро скрутила апатия.
Все тщетно. Смотреть в его хмурое лицо больно, потому что до сих пор любит, а разговаривать им не о чем. Ее спасли, теперь доставят в Город и даже хорошим словом не помянут. А на Танэо ей самой теперь, увы, не добраться.
В обед спросила:
– Ты проводишь меня назад в мой мир?
Тишина. Губы поджаты, волосы убраны в хвост, брови нахмурены – хозяин дома не желал с ней говорить. Алька его не винила, только расстраивалась.
– Я не дойду одна…
Об этом он уже знал – видел ее потуги.
– …а здесь мне делать нечего.
Хотелось не пресного супа, а мяса. Или сырного пирожка. И еще свербело в груди при мысли о том, что он и сам может быть ранен. А еще из-за нее снова пропустил работу – выхаживает, откармливает, все раны обработал и залепил пластырем.