– Да я и сама могу себя обеспечивать.
– Тогда чего? Чего ты хочешь? – он распалялся все сильнее. – Давай, скажи! Разве не видишь, из-за тебя я уже всем своим принципам изменил…
Ее темные глаза, кажется, все так же равнодушно и незаинтересованно, как и их обладательница, насмехались. «Не стоит изменять своим принципам, – говорили они, – никогда. Иначе это ветхие и неправильные принципы».
Ян злился.
– Может, ты вообще мужиков не любишь, а-а-а? Ну, так чего ты мне мозги-то…
Он не договорил, потому что в этот момент Алеста вдруг резко подалась вперед, шумно выдохнула и до побелевших костяшек сжала лежащую на столе с пятнышком кофе по краю салфетку. И смотрела она не на Януша – она смотрела в окно.
– Ты должна попробовать.
Так бы сказала Ташка.
– Иначе никогда не узнаешь, что из этого могло бы выйти.
И Алеста «пробовала».
Уступила, пришла сюда, хоть и не хотела, сидела теперь напротив этого напыщенного хлыща и все думала: ну когда же всколыхнется? Когда сердце пропустит удар, когда вдруг захочется первого поцелуя – ведь симпатичный, ведь харизматичный, ведь самец по всем параметрам: сильный, напористый, смелый… Смелый? Нет, в смелости сидящего напротив субъекта Алеста сомневалась. Скорее, наигранно самоуверенный, излишне дерзкий.
Сердце молчало. И ситуация чем-то неуловимо походила на ту, которую она никогда не хотела бы вспоминать – с садовником Нилом.
Что случится, если она пойдет домой с Янушем? Будет та же никому не нужная возня в чужой постели, поцелуи без возбуждения, большие волосатые руки на груди? Да, руки на этот раз умелые – не как те, робкие и неуверенные, – вот только Аля сомневалась, что получит хоть какое-то наслаждение, скорее, будет сильно жалеть, когда впервые почувствует, как по ногам течет теплая сперма. Оно ей надо?
Эх, Ташка, Ташка…
А Ян становился все напористее. Подарки? Одежда? Оплата половины ее квартиры? Какая неслыханная щедрость. И как много мужчина готов предложить лишь за то, чтобы один (два, три?) раза спариться. Все-таки в чем-то Конфедерация была права – примитивизм.
И ведь здесь, в мире Уровней, дело не в детях, которых любой другой уважающий себя самец хотел бы заиметь – нет, в удовольствии. Так ведь удовольствие рождается из чувств, а не из взаимного похотливого лапанья чресел друг друга. Какой идиотизм; ей хотелось скрипеть зубами.
Может, у нее просто бесчувственное сердце? Или тело? Ну почему она не умеет влюбляться, как та же Хлоя? Страдала бы сейчас, мучилась, но ЧУВСТВОВАЛА бы. А так, как будто совсем не чувствует – ни любопытства, ни интереса, ни удовольствия от общения с противоположным полом.
Она странная? Вполне возможно. Ну, кого ей, спрашивается, надо – какого мужчину? Полгода прошло, а она на них лишь смотрит, как на музейные экспонаты – смотрит и тут же забывает. Ага, мол, бывают: рыжие, блондины, тощие, толстые, наглые, скромные, приятные, неприятные и так далее – запишем, поставим галочку.
– Может, ты вообще мужиков не любишь, а-а-а? Так ты скажи…
А Ян, похоже, злился не на шутку и этим медленно, но верно выводил Алесту из себя – теперь она знала, зачем пришла сюда – чтобы отказать ему. Навсегда и насовсем. Чтобы объяснить этому самодовольному хмырю, что…
И в этот момент сердце пропустило удар.
Оно среагировало быстрее разума, быстрее интуиции – один взгляд, и тишина в груди, и шум в ушах.
«Не может быть, чтобы он, так? Но как похож…»
Аля увидела незнакомца лишь со спины – тот вышел из затормозившей у дома напротив машины, хлопнул дверцей, повернул голову – не до конца, ровно настолько, чтобы показался абрис профиля.
Бог Смерти.
Он.
Он?
Он…
Нет, быть такого не может.
Ей вдруг стало трудно дышать; пальцы мяли салфетку, голос Яна остался в другой реальности.
Хотя, почему «не он»? Ведь она с самого начала знала, что тот мужчина, спасший ее на Равнинах, знал о доме бабки, о Портале, о Мире Уровней – знал, значит, возможно, и жил здесь – она ведь размышляла об этом раньше.
Только не думала, что когда-нибудь увидит его снова.
Кафе, Януш, горький кофе, не попробованный десерт на тарелке – все оказалось забыто. Алеста во все глаза смотрела, как высокий темноволосый человек обогнул машину, положил ключи в карман и направился к углу дома, завернул за него.
Он. Он? Он.
«Просто похож».
Да какое ей дело? Чего она так разволновалась? Не сама ли только что думала о том, что бесчувственная, что не умеет испытывать любопытства? Оказывается, умеет.
А внутри все дрожало от странного, внезапно накатившего возбуждения. Зачем он ей? Что она скажет ему, если встретится лицом к лицу, – спасибо? Да хоть бы и так. Ей есть, за что сказать ему «спасибо».
– Ты меня слушаешь вообще? Зачем притащила меня в кафе, чтобы в окно пялиться?
Всколыхнулась не злость даже – холодная ярость; она уже и забыла про этого… клопа.
– В кафе пригласил меня ты.
Незнакомец из-за угла не показывался. Она не отрывала взгляда от окна. Может, все-таки показалось? Но те же волосы, тот же профиль, тот же рост, даже движения… Она помнила его движения – плавные, грациозные, хищные, неуловимо опасные. Как забыть? Ведь дралась с ним.
– И что? Ты зачем согласилась, чтобы дразнить меня? Чтобы просто сидеть напротив…
Он говорил-говорил-говорил, выговаривался, а на душе делалось все гаже. Лучше бы выбрала другое место, лучше бы посидела в кафе одна, насладилась бы кофе и тишиной, подумала бы над загадкой зашифрованного послания, в котором сегодня вдруг раскрыли смысл еще два символа.